Лингвистический энциклопедический словарь - систе́ма языкова́я

(от греч. σύστημα — целое, составленное из частей; соединение) — множество языковых элемен­тов любого естественного языка, находящихся в отношениях и связях друг с другом, которое образует определённое единство и целостность. Каждый компонент С. я. существует не изолированно, а лишь в противо­по­став­ле­нии другим компонентам системы. Поэтому он рассма­три­ва­ет­ся, исходя из его роли в составе С. я., т. е. в свете его значимости (функциональной релевантности). Так, множественное число в русском языке, не имеющем двойственного числа, обладает иной значимостью, нежели множественное число в словенском языке, сохранившем двойственное число.

Современное представление о С. я. включает ряд взаимосвязанных понятий — уровни языка, единицы языка, парадигматические (см. Парадигматика) и синтагматические (см. Синтагма­ти­ка) отношения, знаковость языка (см. Знак языковой), форма (см. Форма в языкознании) и функция (см. Функции языка), структура и субстанция, внешние и внутренние связи в языке, синхрония и диахрония, анализ и синтез, регулярность и нерегулярность и др.

Термин «С. я.» может употребляться либо в частном (локальном) смысле — как закономерно организованная совокупность однородных языковых элементов одного уровня, связанных устойчивыми (инвариантными) отношениями («система падежей», «фоно­ло­ги­че­ская система» и пр.), либо в обобщающем (глобальном) смысле — как закономерно органи­зо­ван­ная совокупность локальных систем («подсистем»). Понятие системности градуально, т. е. допускает различные степени системности. Множество однородных языковых фактов обладает системностью (в локальном смысле), если оно описывается, исчерпывающе и неизбыточно, с использованием формального аппарата (набора элементарных объектов с их признаками и отношениями и правил образования сложных объектов из простых), более простого и экономного, чем эмпирический список исходных фактов. В хорошо организованных (жёстко структурированных) системах (например, в фонологии, в отличие от лексики) существенное изменение одного элемента влечёт за собой изменения в других точках системы или даже нарушение равновесия системы в целом. Нежёсткость С. я., неодинаковая степень системности различных её участков, много­чис­лен­ные случаи асимметрии формы и содержания (см. Асимметрия в языке), борьба консервативной тенденции (устойчивости) с факторами языковой эволюции (такими, как стремление к экономии, к проведению аналогий и достижению регулярности) приводят к тому, что различные подсистемы С. я. развиваются с неодинаковой скоростью. Поэтому как в целой С. я., так и в отдельных её подсистемах выделяются центр и периферия, доминантные и рецессивные черты.

От коммуникативных средств у животных С. я. отличается способностью выражать логические формы мышления (понятие, вневременное суждение) и передавать сообщения о мире объективно, безотносительно к ситуации и участникам речевого акта. От искусственных формализованных знаковых систем С. я. отличается стихийностью возникновения и развития, а также возможностью выражения дейктической, экспрессивной и побудительной информации. Будучи в известной степени «открытой», С. я. взаимо­дей­ству­ет с окружающей средой познавательной деятельности человечества (ноосферой), что делает необходимым изучение её «внешних» связей.

Спор античных грамматистов о соотношении аналогии и аномалии, попытки «рационалистов» объяснить разнообразие языковых фактов действием законов логики, вскрытие диалектической природы языка Г. В. Ф. Гегелем и В. фон Гумбольдтом, квалификация языка как «организма» (А. Шлейхер) или «психофизического механизма» (младограмматики), исследование взаимо­дей­ствия звуковых законов с «давлением системы» (при образованиях по аналогии) в сравнительно-историческом языкознании 19 в. — всё это предвосхитило системное понимание языка лингвис­та­ми 20 в. (Ф. Ф. Фортунатов, И. А. Бодуэн де Куртенэ, О. Есперсен, Ш. Балли и особенно Ф. де Соссюр). Становление и эволюция системного подхода к языку происходили на фоне общего поворота науки 20 в. от «атомистических» к «холистическим» взглядам (т. е. к признанию примата целого над частями и всеобщей связи явлений; см. Методология в языкознании). Большую роль в разработке учения о С. я. сыграли идеи Бодуэна де Куртенэ о роли отношений в языке, о разгра­ни­че­нии статики и динамики, внешней и внутренней истории языка, выделение им наиболее общих типов единиц С. я. — таких, как фонема, морфема, графема, синтагма. В учении Соссюра С. я. рассматривается как система знаков (см. Знак языковой, Знаковые теории языка), при исследовании которой следует разграни­чи­вать её внутреннюю структуру, изучаемую внутренней лингвистикой, от её внешнего функционирования, изучаемого внешней лингвистикой. С. я., лежащая в основе всех проявлений речевой деятельности, не дана нам в непосредственном наблюдении, реализуясь исключительно в речи. Речь и является той исходной данностью, на основании которой лингвист создает модель С. я. (эту модель — теоретическое построение — также нередко называют «С. я.», что следует учесть при сравнительной оценке адекватности нескольких конкурирующих альтернативных моделей одной С. я.). Вслед за Соссюром многие иссле­до­ва­те­ли употребляют термин «С. я.» как синоним термина «язык», желая лишний раз подчеркнуть факт системности языка; особенно часто такая замена происходит, когда язык (или С. я.) противо­по­став­ля­ет­ся речи как нечто абстрактное, потенциальное, виртуальное, имплицитное, постоянное, реляционное и т. п. Более узкое понимание «системы» предложил Э. Косерю, противо­по­став­ля­ю­щий её не только речи («узусу»), но и норме — общепринятой (традици­он­ной) реализации системы. Дав в своей компаративистской практике образцы системного подхода в диахронии (см. Ларингальная теория), Соссюр тем не менее в теории настаивал на том, что С. я. как таковая реально существует лишь в синхронии. С. я., в понимании Соссюра, «зиждется на тождествах и различиях» (при доминирующей роли последних), а качественная определённость любого её элемента создается не «субстанциальными», а «реляционными» его характеристиками, а именно его значимостью, т. е. совокупностью внутриязыковых отношений данного элемента к другим.

Идеи о системной организации языка были развиты в нескольких направлениях структур­ной лингвистикой, поставившей в качестве одной из основных задач инвентаризацию (выделение и классификацию) единиц языка всё большей степени абстрактности и установ­ле­ние наиболее общих типов отношений между ними. Так, в глоссематике была сделана попытка «имманентного», несубстанциального подхода к определению всех основных единиц и отноше­ний С. я. (ограни­чен­ность такого подхода не раз отмечалась критиками глоссематики).

Отвергая формулировку Соссюра о несистемности диахронии, пражская лингвистическая школа исходила из принципиально системного подхода к эволюции языка. В работах Р. О. Якобсона, Б. Трнки, Й. Вахека, а также С. О. Карцевского, Е. Д. Поливанова (позднее — А. Мартине, Косерю и других) изучается диалектическое противоборство тенденций развития С. я., действие которых, будучи устремлено к «равновесию» (симметрии, заполнению лакун «пустых клеток»), тем не менее никогда не позволяет С. я. достичь абсолютной устойчивости: устраняя старые «горячие точки», оно создает в ней новые, что вызывает асимметрию в языке. Поэтому и в синхронном аспекте С. я. предстает не статической, а динамической (подвижной, развивающейся) системой. В работах «пражцев» С. я. характеризуется как система функциональная, т. е. как система средств выражения, служащая какой-либо определённой цели. Понятие функции языка раскрывает место С. я. в системе высшего порядка (в общественной жизни человека), а понятие функции языкового элемента — роль этого элемента внутри С. я. и его соотношение с другими элементами данной С. я. Тезис пражских функционалистов о языке как «системе систем» (близкий квалификации языка как «сложной системы» в современной кибернетике) также получает двоякую интерпретацию: а) С. я. как система уровней языка, каждый из которых — тоже система; б) С. я. как система своих функционально-стилистических разновидностей (см. Стиль), каждая из которых — тоже система.

В разработке учения о С. я. большое место принадлежит отечественному языкознанию, опирающемуся на традиции Фортунатова, Бодуэна де Куртенэ, А. М. Пешковского и учиты­ва­ю­ще­му наиболее ценные достижения мирового языкознания. Большинство советских иссле­до­ва­те­лей, разделяя взгляды на язык как на знаковую систему особого рода и признавая право­мер­ность разгра­ни­че­ния синхронного и диахронного аспектов исследования С. я., её внутренних и внешних связей, языка и речи, дистинктивных и недистинктивных признаков единиц, отвергают односторонние выводы крайнего структурализма. Подчеркивается нежёсткость, асимметрия С. я., неодинаковая степень системности различных её участков (В. В. Виноградов, В. Г. Гак, В. Н. Ярцева и другие). Выявляются отличия С. я. от других семиотических систем — как реляционные, так и субстанциальные (Вяч. Вс. Иванов, Т. В. Булыгина и другие). Отмеча­ет­ся недостаточность чисто реляционного рассмотрения С. я., отвлекающегося от субстанци­аль­ных характеристик, и необходимость сочетания субстанци­аль­ных характеристик с реляци­он­ны­ми. Иногда такой комплекс­ный подход имену­ет­ся «системным», противо­по­став­ля­ясь «структурному», т. е. чисто реляционному подходу. Иссле­ду­ют­ся «антиномии развития» С. я. (М. В. Панов), взаимо­дей­ствие внутренних и внешних факторов её эволюции (Поливанов, В. М. Жирмунский, Б. А. Серебренников и другие), законо­мер­но­сти функционирования С. я. в обществе (Г. В. Степанов, А. Д. Швейцер, Б. А. Успенский и другие), взаимо­дей­ствие С. я. с деятельностью мозга (Л. С. Выготский, А. Р. Лурия, Н. И. Жинкин, Вяч. Иванов).

Хотя многие исследователи употребляют термины «система» и «структура» как синони­мич­ные, имеет место тенденция к дифференциации этих понятий. Однако общепринятого их разгра­ни­че­ния пока не существует. В философской и лингвистической литературе распро­стра­не­но понимание, согласно которому система — целостное сочетание определённой структуры с определённой субстанцией, выполняющее известную функцию, а структура — реляционный каркас системы, сетка отношений между её элементами (Г. П. Мельников, Е. С. Кубрякова). Иногда система определяется как совокупность одноплановых единиц, связанных оппозитивными отношениями, а структура — как совокупность языковых средств выражения значимых оппозиций, определяемая отношением плана содержания к плану выражения, означаемых к означающим (Н. Д. Арутюнова). В лондонской школе Дж. Р. Фёрса принимается тезис, согласно которому элементы структуры («части текста», конституирующие структуру или интегрируемые в неё) связаны друг с другом синтагматическими отношениями, а элементы системы («члены класса», репрезентирующие или реализующие систему) связаны друг с другом парадигматическими отношениями. Такое понимание терминов, по-видимому, наиболее согласуется с принятым словоупотреблением: говорят о структуре слова, морфемы, основы, синтагмы, предложения, текста и т. п., но о системе гласных, форм одного слова, падежей, фонем, значений многозначного слова и т. п. Во многом близкое содержание вкладывается в термины «структура» и «система» А. А. Реформатским (хотя термин «структура» понимается им скорее глобально, примени­тель­но к структуре языка). Ср. также аналогичные терминологические противо­по­став­ле­ния — «текст»​/​«система», «цепь»​/​«парадигма» — Л. Ельмслева и другие противо­по­став­ле­ния. Систематика при таком подходе оказывается тождественной парадигматике. В этом смысле американская дескриптивная лингвистика, сконцентрировавшая внимание на изучении синтагматических отношений (в особенности сочетаемости — см. Дистрибутивный анализ), изучала не столько С. я., сколько языковые структуры. Напротив, Н. С. Трубецкой и другие представители пражской лингвистической школы, разработавшие теорию оппозиций, иссле­до­ва­ли С. я. в указанном выше смысле слова. Ведущая роль оппозиций (противо­по­став­ле­ний) в С. я. подчёркивалась ранее уже Соссюром, Бодуэном де Куртенэ, Н. В. Крушевским, Фортунатовым (хотя и в иных терминах).

Большое значение для понимания системности различных языковых сфер сыграли пере­не­се­ние метода компонентного анализа (т. е. выделения дифференциальных признаков) из фоно­ло­гии в семантику (как лексическую, так и грамматическую) и разработка теории семантических полей. В синтаксисе же системный подход находит своё законченное воплоще­ние несколько позднее — с распространением теорий «синтаксической парадигматики», перифразирования и деривации, а также трансформационного метода.

Если в классических школах структурной лингвистики 30—40‑х гг. С. я. понималась как система единиц и отношений между ними, то в кибернетических моделях языка 50—70‑х гг. она предстает скорее как система правил образования, преобразования и комбинирования этих единиц. Строятся как порождающие грамматики (в т. ч. трансформационная грамматика), так и «трансдуктивные» грамматики (модели анализа и синтеза), которые нередко используются в системах автоматического перевода. В последнем случае С. я. выступает как действующий («динамический») механизм, осуществляющий переход от субстанции выражения (текст) к субстанции содержания (смысл) и обратно через ряд промежуточных уровней, или «пластов»: ср., например, стратификационную грамматику С. Лэма, функционально-генеративную грамматику П. Сгалла, модель «Смысл — Текст» и др. Подтверждается тезис, согласно которому адекватное понимание С. я. может быть достигнуто лишь при сочетании семасио­ло­ги­че­ско­го и ономасио­ло­ги­че­ско­го аспектов, «пассивной» и «активной» грамматики (Л. В. Щерба), «грамматики говорящего» и «грамматики слушающего» (Есперсен, позднее Якобсон, Ч. Ф. Хоккет). Это соответствует пониманию С. я. в семиотике, где она характе­ри­зу­ет­ся как код — средство кодирования и декодирования сообщений. Описание С. я., идущее «от мысли — к средствам её выражения», было предпринято уже Ф. Брюно в начале 20 в. В современном языкознании упомянутое выше сочетание двух аспектов даёт возможность лучше выявить взаимо­дей­ствие словаря с грамматикой в С. я. в взаимозависимость её уровней.

В современной типологии (Якобсон, Дж. Х. Гринберг, Серебренников, Успенский) много­мер­ная характе­ри­сти­ка С. я. достигается введением всё более сложных, многомерных класси­фи­ка­ций, позволяющих объёмно представить «признаковое пространство» С. я., выявлением импликативных универсалий — т. е. зависимостей между значениями разных признаков (например, если в С. я. различается род у прилагательных, то в ней есть и противо­по­став­ле­ние по морфологическому роду у существительных), установлением относительного веса этих признаков и принимаемых ими значений, а также количественной оценкой результатов. Всё это позволяет судить не только о свойствах отдельных С. я., но и о человеческом языке в целом как о системе.

Т. В. Булыгина, С. А. Крылов.